camandante | Two-hundred-eighty-third post. Misadventures of Herr Schicklgruber I

У Адика была проблема – Адик очень любил Линцский торт, обязательно такой который готовила его милая матушка. Каждую пятницу, после работы, он ходил за ним в кондитерскую на Хольштайнер. Точнее проблема была не в самом торте, а в евреях. И даже не в самих евреях, а в том, что они тоже любили Линцский торт. Вы кончено скажете, что это не повод для взаимной неприязни между образованными культурными людьми, но евреи были хитрые, пронырливые и жадные, поэтому, когда Адик приходил на Хольштайнер, там уже стояла длиннющая еврейская очередь. И каждый хитрый, пронырливый и жадный еврей покупал сразу три, четыре, а то и – подумать только – целых пять тортов. Очень часто Адику доставался самый несвежий и невкусный торт, а иногда не доставалось вообще. В такие дни он закрывался у себя в кабинете и долго плакал от обиды и несправедливости. И все его жалели и говорили: "Какие плохие евреи. Нет, ну правда, какие плохие".

И вот однажды, в четверг вечером, когда все собрались за ужином, какой-то умный человек спросил:
– Адик, ты диктатор?
– Ясен штрудель, – ответил Адик. Вообще-то он должен был ответить «ясен перец», но в этот момент как раз подавали штрудель и он решил, что это будет отличная шутка.
– Ну так запрети евреям есть Линцский торт, ёпт! – сказал какой-то умный человек.
– То есть как, запретить? – удивился Адик.
– То есть как, запретить? – удивились все остальные.
– А вот так – взять и запретить! И вообще, это для их же пользы – сладкое портит фигуру.
– Но они же обидятся!
– А вот пусть обижаются, – сказал какой-то умный человек. – На обиженных воду возят.
– А ведь правда. А ведь верно, – обрадовался Адик. – Какая хорошая мысль – взять и запретить.
– А ведь правда. А ведь верно, – обрадовались все. – Какая хорошая мысль – взять и запретить.
И все вдруг сделались весёлые и счастливые и стали есть штрудель с мороженым.

На следующее утро вся Германия узнала, что согласно новому закону отныне всем евреям под страхом сурового наказания запрещается приобретать и есть Линцские торты. Евреи, ясен перец, обиделись и на них стали возить воду. Зато Адик в этот день, наверное впервые за всю жизнь, оказался первым в очереди и купил самый свежий и самый вкусный торт. Он съел его с удовольствием и был как никогда счастлив. И все другие немцы, которые раньше были последними в очереди, стали первыми и были тоже счастливы. Они были так счастливы, что вдруг, сами по себе, стали ходить строем и петь весёлые песни. Например, вот такие:

Herbei zum Kampf, ihr Knechte der Maschinen
nun front gemacht der Sklavenkolonie.
Hört ihr denn nicht die Stimme des Gewissens,
den Sturm, der euch es in die Ohren schrie?

Ja, aufwärts der Sonne entgegen,
mit uns zieht die neue Zeit.
Wenn alle verzagen, die Fäuste geballt,
wir sind ja zum Letzten bereit!
Und höher und höher und höher
Wir steigen trotz Haß und Verbot.
Und jeder SA Mann ruft mutig: Heil Hitler!
Wir stürzen den Judischen Thron!

Тут бы всему и закончиться, скажете вы, но всё только начиналось. У Адика был лучший друг – Йося. Йося не любил Линцский торт, Йося любил курятину, жить без неё не мог. Но, как оказалось, хитрые, пронырливые и жадные евреи тоже любили курятину и Йосе никогда не удавалось взять на ужин куриную филешку – евреи закупали её чуть ли не вагонами. Однажды он не выдержал и взмолился:
– Адик, как же так? Им можно, а мне чистокровному арийцу нельзя? Где же историческая справедливость? Где она, я тебя спрашиваю? Ты говорил «наша Великая Германия»?
– Ну говорил.
– Говорил «наша Великая Миссия»?
– Ну говорил.
– Ага, значит говорил! А евреи как жрали курятину, так и жрут!
– От меня-то ты чего хочешь? – спросил Адик.
– Как что? – удивился Йося. – Запрети им курятину. Запрети! А то всё морген, морген, нур нихт хойте. Я тебе друг или нет?
– Ну друг.
– Тогда выбирай: или я, или они!
Выбор был сложный и явно не в пользу евреев.
– Так они ж опять обидятся, Йося. – Ухватился за последнюю надежду Адик.
– А вот пусть обижаются, – отрезал Йося. – На обиженных балконы падают.
И на следующее утро евреям запретили курятину. Евреи конечно обиделись и на них упали балконы. А Йося стал весёлый и счастливый и даже женился. И детишек завёл. Шестерых. Вот что может сделать с человеком куриная филешечка.

А ещё у Адика был друг Генрик. Генрик не любил Линцский торт, а курятину вообще на дух не переносил – Генрик любил золото и драгоценности. И так уж вышло, что в Германии всё золото и все драгоценности были у евреев. Это очень расстраивало Генрика и он постоянно ходил грустный и толстый. А тут ещё Йося возьми да и похвастайся сдуру:
– Слышал, что евреям запретили курятину? Так вот, это я Адика попросил.
Услышал это Генрик и вдруг ка-а-к побежит. Прибежал к Адику и просил, и умолял, и плакал, пока евреям не запретили золото и драгоценности. С тех пор стал Генрик весёлый и довольный, и ещё более толстый. Потом вдруг взял и купил себе самолёт, чтобы летать в красивом немецком небе. И друзьям своим купил самолёты – вместе летать веселее.

А потом оказалось, что у Адика много-премного друзей и каждый хотел что-то, что было только у евреев. Адик был добрый и друзьям никогда не отказывал. Вскоре, евреям запретили почти всё: колбасу, картошку, шнапс, библиотеки, театры, рестораны, кино, плюшевых мишек, домашних кошек, разноцветных попугайчиков, гомосексуализм и свинину. Свинину, правда, евреи и так не кушали, но кого это уже волновало.

А потом пришла зима, все начали чихать и кашлять, и всем стало не хватать воздуха. И тогда кто-то сказал:
– Надо запретить евреям дышать воздухом. А то они скоро весь воздух выдышат а нам ничего не оставят.
– А чем же они тогда дышать будут? – спросил Адик.
– А пусть газом дышат. Воздуха-то у нас мало, а газа во-о-н сколько – дыши, не надышишся.
Сказано – сделано. Только вот евреи дышать газом почему-то отказывались и постоянно портились. И скоро испорченных евреев стало столько, что никто не знал, что с ними делать. Впрочем, и для этого вопроса вскоре нашлось окончательное решение…